Вот исполняет свой знаменитый танец плюшевый Лев, второй после Дракона популярнейший герой праздника. Он уже значительно меньше размером и «танцует» с помощью всего двоих артистов: один «отвечает» за туловище, другой – за голову.

Среди театрализованных сюжетов ищу знаменитую «Сухопутную лодку». А увидев, пытаюсь отгадать, как же «работает» это бамбуковое судно с сидящей внутри него девушкой. Мне приходит на помощь студент, стоящий рядом со мной в толпе:

– Так ведь это не девушка, а сильный мужчина, загримированный под женщину, он несет всю эту конструкцию на себе.

Таких жанровых сценок в уличных представлениях много. И хотя сюжет каждой из них хорошо известен даже детям, эти мини-спектакли смотрят с большим интересом. Среди всей этой толпы я, конечно, в выигрышном положении: мне-то большинство сюжетов неизвестно. Поэтому я с искренним любопытством слежу за тем, поймает ли Рыбак в свою сеть Морскую раковину («Танец волшебной Раковины»), удержит ли Старец на своей спине Девушку (шуточная сценка «Девушка на спине Старца»). Мне также любопытно, каким образом клоуны на ходулях то вырастают на полметра, то на столько же становятся ниже.

А уж когда я встречаю команду участников какой-нибудь уличной игры, я впадаю в настоящий спортивный азарт. Кто победит в состязании с ножным воланом (подбрасывание ногой небольшого диска с перьями)? Кто дольше всех удержит «жужжалку» (легкую катушку, вращающуюся на тонкой бечевке)? И когда у игрока упадет толо (китайский волчок из дерева или металла?)

У каждой такой группы игроков, так же как и вдоль всего уличного шествия, много наблюдателей. Я чуть было не сказала «зевак», но так назвать этих людей было бы неправильно: они не просто смотрят, они активно участвуют, страстно болеют. Их энтузиазм, крики одобрения, возгласы, хохот создают ту радостную атмосферу, без которой праздник не был бы настоящим Праздником.

Я внимательно вглядываюсь в толпу и вижу, что и сама она каким-то образом несет на себе печать национального колорита. Ну, конечно, на многих вместо обычной современной одежды – народные китайские костюмы. Вот прошел юноша в атласном халате до колен и длинной юбке. На голове у него – высокий ярко вышитый головной убор. Это – бяньфу, парадная мужская одежда. А вот девушка в костюме фасона шэньи: две широкие шелковые полосы сшиты сзади и перехвачены нарядным поясом. Одеяние это свободными складками ниспадает с плеч девушки к ее ногам, образуя широченные рукава. Кромки рукавов, так же как и все края наряда, отделаны яркой вышивкой, аппликацией, плетением.

Покопались в сундуках у бабушек? Взяли напрокат специально для этого карнавала? Можно только гадать. Впрочем, большинство девушек одеты во вполне современные платья и блузки. Но сегодняшняя мода очень естественно переплетается с модой традиционной: свободные рукава кимоно, плетеные пояса, а в отделке – тесьма и вышивка. С одной стороны, современные модницы, будто сошедшие со страниц «Вог», с другой – явно выраженный национальный колорит.

Пекинская опера

Было время, а именно в VII–VIII веках, когда китайская опера (она еще называется Пекинской) была не только любимым видом искусства китайцев, но и доступным зрелищем для всех – и богатых, и бедных. Спектакли давались прямо на площадях, на сцене, открытой с трех сторон, с одной только стеной-задником. Сегодня, придя на спектакль в Театр китайской оперы, я увидела вполне для меня привычный зрительный зал, а перед ним сцену, закрытую с трех сторон. Четвертая же, та, что напротив зала, была задернута занавесом потрясающей красоты. Он был разукрашен сложной многоцветной вышивкой.

Раздалась музыка – гонг, барабаны, смычковые инструменты. Занавес раздвинулся, и на сцене начали появляться артисты. Они, однако, сильно отличались от тех, что мне приходилось видеть на сценах других оперных театров мира. В глаза бросились две особенности: чересчур ярко выраженный, пожалуй, даже вычурный грим и сложные, многоцветные одежды, как бы намеренно выражающие и утрирующие характер героев. На этом несоответствие с моими представлениями об опере не закончилось. На сцену вышла тоненькая девушка в старинном одеянии, мелодичным голосом она начала свою партию и вдруг… прервала ее танцем. Вслед за ней появился юноша в костюме воина, он тоже начал с того, что спел арию, потом сделал несколько мощных акробатических прыжков и стал показывать приемы боевых единоборств.

На протяжении всего спектакля, где, как я поняла, трагическое тесно переплеталось с комическим, я видела то, что современным языком можно было назвать «синтетическим искусством». Пение было лишь фоном, на котором возникали то танец, то стихотворные монологи, то быстрые диалоги, то акробатика, то пантомима. Понятней всего для меня оказалась именно пантомима. Жесты были просты и шутливы – как это принято в обыденной жизни.

Однако разобраться с остальными особенностями спектакля я бы ни за что не смогла, если бы не запаслась брошюрой «Китайская опера. Традиционное искусство в Китае», выпущенной издательством «Гуан Хуа». Так, сверяя свои зрительские впечатления с текстом брошюры, я стала кое-что понимать. Например, что литературную основу оперного спектакля составляет либо известное историческое событие, либо народная легенда. Актерских амплуа не так много, и за каждым закреплена определенная характеристика. Скажем, «младший шэн» – это благовоспитанный юноша, страстно влюбленный в юную героиню. Ее амплуа «дань-цветок» – наивная романтическая девушка, мечтающая о чистой любви. Другие персонажи: «цзин» – сильный, волевой мужчина; «дань в темном халате» – добронравная и рассудительная женщина средних лет. Среди этих героев выделяется еще один – вообще даже не человек, а обезьяна. Вернее, знаменитый обезьяний царь Сунь У-кун. Это персонаж комический. Он постоянно почесывается, кривляется, дразнится. К тому же всех задирает и высмеивает различные пороки. Такой вот китайский шут.

А грим, как я узнала, утрирован не просто так: он несет определенную смысловую нагрузку. Красный цвет – символ верности и отваги, черный – решительность, синий – расчетливость. А белый… Вот уж неожиданность! Вы подумали что-нибудь вроде девичьей невинности и чистоты? Ничего подобного. Белым обозначается личность лживая и коварная. Грим персонажей-людей не может быть золотым или серебряным – это привилегия актеров, изображающих богов.

Скажу сразу, что, несмотря на всю эту условность и кажущуюся устарелость, все действие в целом – динамичное, заряженное энергией, многоцветное – захватило даже меня, мало что понимавшую как в отношениях героев, так и в сюжете вообще. Что же касается зрителей-тайбэйцев, то полный зал (аншлаг!) постоянно взрывался то бурными возгласами, то громкими аплодисментами.

Куклы и тени

Не менее давнюю историю имеет и другой театр – кукольный. Известно, что уже в середине X века артисты-кукольники выступали на площадях, на открытых подмостках и имели огромную популярность. Хотя сегодня представления даются в закрытых театральных помещениях, часто их можно увидеть и на рынках, и во дворах во время праздников, и на семейных торжествах.

Кукольное искусство сохранилось до наших дней в трех основных видах: марионетки, перчаточные куклы и театр теней.

Марионетками – каждая величиной в половину человеческого роста – манипулируют артисты с помощью ниток. Они достигают такого мастерства, что порой забываешь, что на сцене – куклы. Тщательно продуманными костюмами, гримом, прическами они точно воспроизводят живых людей.

Перчаточные (то есть надетые на пальцы) куклы пришли в китайское искусство позднее. Их действия более динамичны и разнообразны. В их представлениях много сцен боевых единоборств, акробатических прыжков, кульбитов, бойцовских приемов. Сегодня артисты-»перчаточники» широко используют для всех этих действий современные технические возможности.

Несколько в стороне от этих двух разновидностей кукольного театра стоит третья – театр теней. Его еще иногда называют «театром кожаных обезьянок». Дело в том, что все фигурки, а также реквизит – деревья, дома, цветы, мебель – вырезаются из кожи. Куклы плоские. Они помещаются за прозрачный экран, а при подсветке кажутся тенями.